Куда привели рынок нефти сланцевые углеводороды

2015 год окончательно подтвердил, что сланцевый газ и сланцевая нефть стали самодостаточным фактором мирового нефтяного рынка, а значит, теперь этот фактор будет оказывать вполне определенное влияние на все тренды. Стабилизирующее или наоборот — вопрос интересный, но, скорее всего, ситуация будет более определенной в среднесрочной перспективе, зато в краткосрочной — гораздо более непредсказуемой. Наши ведущие нефтегазовые менеджеры, сделавшие головокружительные карьеры с должностей заведующих районными гостиницами и личных секретарей, как эксперты оказались так себе. Строго как в анекдоте: "Когда ты всматриваешься в бездну, бездна смотрит на тебя..." — "Да, гинеколог из вас не очень". Все их камлании про крах сланцевых проектов оказались полностью несостоятельными, видимо, бубен нужно было держать в другой руке. В реальности сокращение сланцевой добычи нефти в США за 2015 год составило в годовом выражении всего 600 тысяч баррелей в сутки, при том что прирост американской добычи за счет сланцевых технологий оказался сопоставим с добычей всего ОПЕК за вычетом Саудовской Аравии — то есть порядка двух десятков миллионов баррелей в сутки. 0,6 миллиона по сравнению с этой цифрой — вообще ничего. Будет нелишним сказать, что темпы падения добычи в США уже замедляются. Пока наши сановные нувориши отрабатывали перспективные схемы увода денег в офшоры, американцы развивали технологии. Снижение себестоимости добычи сланцевых углеводородов за десятилетие достигло почти порядка — если в канадской Альберте еще в середине нулевых разработка битумной нефти стала рентабельной при тогдашних сумасшедших полутора сотнях за баррель, то сегодня себестоимость упала до 35 – 40 долларов и продолжает снижаться. При этом сланцевая добыча вообще с самого начала рассматривалась как часть составного бизнеса, и сланцевые компании получали свою маржу не столько за счет продажи самой нефти и газа, сколько от продажи конечных продуктов переработки. Секрет оказался прост: психология «добыл-продал» уступила место психологии «добыл-произвел-продал». До таких высот понимания наши олигархи так и не дошли, а потому их оценки и оказались неверными. Итогом сланцевой революции стало появление мобильной технологии, позволяющей резко наращивать, а при необходимости — безболезненно сокращать, объемы добычи. Теперь высокие цены на нефть (видимо, начиная с 50 – 60 долларов) немедленно будут вызывать взрывной рост добычи сланцевой нефти, что очень быстро опустит любой выходящий за этот уровень скачок цен. Правда, это же позволяет надеяться, что совсем уж апокалиптические сценарии вроде 15 – 20 долларов тоже будут менее вероятны: именно сланцевая добыча поможет существенно сократить объемы и сбалансировать рынок. Если на традиционных месторождениях процедура «открыть кран-закрыть кран» сопряжена с немалыми технологическими сложностями, то у сланцевых технологий она выглядит гораздо проще и главное — не наносит месторождению сколь-либо значительный ущерб. Говоря иначе — теперь появился демпфер, позволяющий в среднесрочной перспективе создать коридор приемлемых цен, внутри которого и будет колебаться цена. При этом краткосрочно она станет добычей спекулянтов, возможности которых сократятся, но зато они смогут отрываться на коротких позициях, играя на психологических факторах, политических рисках. Коридор, в котором будут резвиться спекулянты (20 – 50 долларов), с одной стороны, достаточно широк для их алчности, с другой — позволит более прогнозируемо работать «нормальным» потребителям и производителям. Единственный сценарий, при котором все вернется на исходные позиции, — это крах и выдавливание с рынка серьезных игроков с добычей в районе 10 миллионов баррелей в сутки. Причина может быть любой — от банкротства и покупки нефтегазовых отраслей конкурентами, которые законсервируют добычу, отбив затраты повышением цены, до войны на месторождениях и коммуникациях. Ливию, к примеру, выбили именно так — войной. 3 миллиона ее баррелей превратились в 400 тысяч, на чем о ней, как об участнике рынка, забыли — причем, похоже, на долгие десятилетия. В определенном смысле появление ИГИЛ в районе Сиртского бассейна устраивает вообще всех — в лучшем случае ИГИЛ будет добывать пару сотен тысяч баррелей в сутки, а продемонстрированная им технологическая архаика в добыче нефти в Сирии угробит месторождения в Ливии года за 3 – 4. И это непреложный факт: получив в свое безраздельное распоряжение весьма неплохие нефтяные поля Аль-Омар и Танак, игиловцы выжимают из них в районе 25 тысяч баррелей в сутки, при том что сирийцы добывали в 7 – 8 раз больше. Добыча при этом постепенно сокращается — чудес не бывает. Сценарий «игры на выбывание» опасен для трех крупных производителей нефти: Венесуэлы, Нигерии и России. Венесуэла практически банкрот, Нигерию спасает пока лишь то, что Боко Харам не может прорваться из северных районов страны к нефтеносным полям на юге, ну а Россию безо всяких внешних врагов успешно добивает родное правительство. Уже поэтому для России пляски вокруг костра и гадание на цены не слишком актуально: при продолжении сегодняшней политики в экономике (да и вообще политики в целом) страна по-быстренькому за пару лет исчерпает все запасы и пределы прочности и перейдет к своему собственному сценарию катастрофы, когда проблема цены на нефть будет интересовать гораздо меньше, чем проблема цены батона хлеба и килограмма соли. А в тяжелых проявлениях самым ходовым товаром станет цинк патронов. И это не картинка из апокалиптики Беркема аль-Атоми — это прямое следствие текущих действий (точнее, их имитации) правительства. В общем, говоря об итогах 2015 года, не упомянуть определившуюся тенденцию на нефтяном рынке просто невозможно — она складывалась годами, и теперь можно вполне уверенно говорить о том, к чему всё и пришло. Естественно, развиваться ситуация будет и дальше, но по крайней мере на ближайшие годы и определенности, и риски выглядят вполне сложившимися. Анатолий Несмиян