Транснациональные нефтяные корпорации в последнее время развили у нас бурную информационную деятельность. То здесь то там российские газеты и журналы рекламируют зарубежные нефтяные ТНК, их технологии и ноу-хау. То заводы по производству сжиженного природного газа (СПГ), то технологии газожидкостной конверсии (GTL), то 'интеллектуальные скважины', а то и трубы с расширяемым диаметром. Похоже, что-то перевернулось в головах иностранцев. До этого создавалось такое ощущение, что зарубежный капитал рассматривал наши углеводородные ресурсы как элемент модели отношений 'метрополия колония'. Мы решили проверить, насколько в действительности меняется парадигма, правда ли, что инвестиции в нефтегазовый сектор, которые предлагают нам иностранные компании, становятся более технологичными. С этими вопросами мы обратились к председателю концерна Shell в Российской Федерации Крису Финлейсону. Глава российского офиса Shell окончил в свое время Манчестерский университет по специальности 'физика и геология', работал в ряде азиатских и африканских стран в качестве топ-менеджера и хорошо знает подходы западных ТНК к богатым ресурсами развивающимся экономикам.
- У России много газа, больше трети мировых запасов, и мы понимаем, что нам не дадут жить спокойно. Но нам интересно, может ли Shell или другие транснациональные компании помочь не только извлечь наше национальное достояние, но и дать нам что-то взамен?
- Давайте посмотрим на два разных проекта, в которых Shell участвует в России. Во-первых, Салымское месторождение. Этот проект реализуется в Западно-Сибирской нефтяной провинции. Возникает вопрос: а что иностранная компания может привнести туда, где российские нефтяники и так успешно работают уже много лет. Если вы поедете и посмотрите на то, как этот проект реализован, вы все поймете. Мы работаем там с самыми низкими затратами. У нас лучшие экологические показатели, показатели в плане охраны труда и техники безопасности лучше, чем у любой другой компании, которые работают здесь. И достигаем мы таких результатов, используя больше чем на девяносто процентов российских поставщиков и контракторов. Кроме денег, мы привнесли в это проект свой опыт управления, интеграции и организации работы мирового уровня. Такой российско-международный микст дает больше возможностей всем сторонам. Кстати, знаете, например, что часть российского оборудования, которое мы используем по Салыму, мы планируем использовать в других наших проектах. Так, мы теперь используем российские буровые долота на наших месторождениях в Омане. Во-вторых, Сахалин. Это огромная новая нефтегазовая провинция. Запасы углеводородов у острова Сахалин соответствуют остаточным запасам всего Северного моря. Но в России такого типа шельфовые проекты раньше просто не реализовывались. Это уникальный проект: две морские офшорные платформы с основанием гравитационного типа, способные работать в обстановке большой ледовой нагрузки. Таких больших платформ в России до нас не делал никто. Мы строим первый в России завод по производству сжиженного природного газа (СПГ). Так что транснациональные компании типа Shell привносят в Россию новые технологии. Возвращаемся к вашему вопросу. В России столько запасов газа, что Shell и другие нефтегазовые компании хотят принять участие в их разработке. Если вы нефтегазовая компания, естественно, вы стремитесь туда, где есть нефть и есть газ. Но вы должны понимать: чтобы участвовать в их добыче, вы должны сделать такое предложение, которое было бы выгодно и той стране, где вы хотите работать. Это предложение может включать: технологии, опыт управления проектами и рисковый капитал. Достаточно часто в прессе пишут, что при семидесяти долларах за баррель нефти России не нужны иностранные инвестиции. Мол, у нас есть свои собственные средства. Но здесь стоит напомнить, что, когда мы принимали решение об инвестировании в проект 'Сахалин-2', нефть стоила десять долларов за баррель. То есть Shell и партнеры по 'Сахалину-2' приняли решение начать работу по этому проекту в те времена, когда ценовая ситуация была иной.- Итак, Shell предлагает России технологии, менеджмент, рисковый капитал. Начнем с качественного менеджмента - вы уверены, что его нет в России? Что касается рискового капитала, денег в России сейчас действительно много. По-видимому, критическим моментом для нас являются технологии? Если это так, то что такого в технологиях Shell, чего Россия не могла бы в обозримой перспективе разработать сама?
- Есть много примеров, когда применяемые новые технологии не работали успешно. Чтобы технологии работали, мало просто их купить. Тут надо иметь опыт, которым сегодня обладают в основном только крупные нефтяные компании. Если брать собственные технологии Shell, которые используются при строительстве завода СПГ на Сахалине, - это не только что разработанные технологии. Это технологии, которые Shell оттачивал десятилетиями, что позволяет теперь максимально сократить сроки их внедрения и повысить их эффективность.- Насколько, по-вашему, справедлива работа Shell в России в разных налоговых режимах: льготном на Сахалине и обычном в Салымском проекте?
- В принципе тут нет никакого противоречия. Там совершенно разные инвестиционные профили и совершенно разные периоды окупаемости обоих проектов. Меня удивило, когда я приехал в Россию, достаточно сильное сопротивление режиму соглашения о разделе продукции (СРП). В других странах правительства, наоборот, не хотят работать в режиме обычного налогообложения, а хотят работать по схеме СРП, которая дает больше контроля над самими проектами. Потому что, когда компания работает в режиме СРП с правительством, она по сути работает в режиме подрядчика, который забирает свою долю, оплачивая свои усилия теми нефтью и газом, которые она извлекает. Во всем мире это считается национально ориентированным видом решения. Я разговаривал со своими российскими друзьями и совершенно не понимал, почему такая антипатия к СРП. Но сейчас в принципе начинаю понимать. Здесь, наверное, есть такой чисто эмоциональный аргумент: якобы этот режим может подходить развивающимся странам, но не развитым. Есть еще юридический дискомфорт, вызванный тем, что этот режим носит превалирующий характер по отношению к ряду национальных законов. Тем не менее когда речь идет о многолетних инвестициях, а Сахалин - это именно большие сроки, нам нужно было иметь хотя бы какое-то представление о стабильности. Нужна была такая система, которая позволяла бы инвестировать в стабильных условиях многие миллиарды долларов, хотя бы примерно представляя заранее, какие риски существуют и какой может быть прибыль компании по окончании проекта. Иными словами, если есть режим обычного налогообложения и правительство гарантирует, что в течение ближайших двадцати-тридцати лет этот режим не будет меняться, то можно было бы работать и в таком режиме, не было бы смысла в СРП. Но мы прекрасно знаем, что налоговый режим, связанный с добычей полезных ископаемых в России, может меняться достаточно часто. Салым - совершенно отличный от Сахалина проект. Здесь мы можем свою инвестиционную программу так откорректировать, чтобы можно было приспосабливаться к налоговому режиму, потому что здесь на освоение требуется меньше времени.- И какой период окупаемости у этих проектов?
- Он завязан отчасти на цену нефти. В Сахалине мы рассчитываем, что начнем окупать инвестиции более чем через десять лет. Не вдаваясь в экономические подробности, скажу, что период окупаемости Салымского проекта намного короче. Правда, и прибыльность там много ниже. Но вы сами понимаете, что должен быть некий баланс риска и доходности.- А какой самый длинный временной горизонт инвестирования у Shell?
- Я одно время занимал пост директора Shell в Брунее, и вот там в 1978 году мы начали строить первый шелловский завод по сжижению газа. Скоро будет тридцать лет, как этот проект работает, и думаем, что еще лет тридцать он проработает.- Лет тридцать - это нормальный период планирования для Shell?
- Да. Инвестиции в проекты такого уровня, как Сахалин, с жизненным циклом в тридцать-сорок лет, - это нормально.- Говорят, что через тридцать-сорок лет будут проблемы с нефтью в мире.
- Мир может измениться. Вряд ли эти изменения будут носить линейный характер. Мы постоянно прикидываем возможные диапазоны развития ситуации на будущее и по каждому участку диапазона проверяем свои экономические показатели.- Может быть, поделитесь сценариями?
- По всем вариантам, которые мы рассматриваем, будет существенное увеличение потребления нефти. Конечно, эпоха возобновляемых источников энергии придет, но не в ближайшие двадцать-тридцать лет. Тут есть один пример, который я давно привожу. Для того чтобы один реактивный самолет взлетел, нужна энергия, сопоставимая со всей энергии, которую производят все солнечные батареи в мире. Так что, сами понимаете, по транспортным топливам сегодня нет такой альтернативы, которая могла бы дать энерговыход такой плотности.- А что касается электроэнергетики?
- Вот по электроэнергетике уже видны тенденции по переходу с нефти на природный газ. В Великобритании, например, все введенные за последние десять лет энергетические установки работают на газе.- Велика ли сейчас цена на нефть?
- Я думаю, что на сегодня очень большая рисковая премия по цене на нефть. Думаю, что планировать цены в 60-70 долларов за баррель было бы достаточно неосмотрительно. Но я предполагаю в то же время, что в долгосрочном периоде нефть не упадет в цене до каких-то очень уж низких уровней. В основном все крупные нефтяные компании проверяют жизнеспособность своих проектов при цене в 35-40 долларов за баррель.- Сейчас в мире чудовищными темпами вводятся мощности энергогенерации, прежде всего в Китае, Индии, США и отчасти в Европе. Сулит ли это какой-то серьезный энергетический кризис компании Shell?
- Для того чтобы избежать всех этих энергетических кризисов, необходимо, во-первых, иметь разнообразные пути доставки энергоресурсов. Здесь в России много делают в этом направлении и по трубопроводным направлениям, и сейчас вот будут еще и СПГ-проекты. Кроме того, необходимы общее доверие и поддержка. К примеру, в этом году некоторые действия и позиция России неправильно интерпретировались в Западной Европе. Со своей стороны, хочу заметить, что мы пытаемся сделать так, чтобы было больше корректного понимания позиции вашей страны на мировой арене. Россия - это стабильная страна с огромной ресурсной базой. И в эту страну необходимо инвестировать. Более того, я бы сказал, что это одно из основных мест для нашего инвестирования.- Так будет кризис или нет?
- Я не думаю.- 'Газпром' претендует на долю участия в вашем проекте на Сахалине. Как вы к этому относитесь?
- 'Сахалин-2' на сегодняшний день - крупнейший нефтегазовый проект в мире. Проект сложнейший. Проект, который приближается к полной готовности. Сейчас он готов почти на восемьдесят процентов. Большая часть инвестиций осуществлена. (Общий объем инвестиций порядка 20 миллиардов долларов.) Для России проект 'Сахалин-2' суперценен. Даже при низких ценах, в 34 доллара за баррель, Россия получит более 50 миллиардов долларов через роялти и другие выплаты в течение тридцати лет. Проект полностью отвечает критериям экономической эффективности. И кроме того, этот проект уникален, поскольку появится возможность направить углеводороды на те рынки, в те страны, где до этого российские нефть и газ не присутствовали - в Японию, Корею и Калифорнию (США). Мы обсуждаем с 'Газпромом' возможность его участия в 'Сахалине-2' и будем рады видеть его в нашем проекте. Но мы хотели бы это сделать на основе обмена. Обмена на такие активы, которые стратегически так же важны, как и сахалинский проект. Пока ведутся переговоры.- И какие активы вам были бы интересны в размене с 'Газпромом'?
- Это Заполярное месторождение. Кроме того, мы хотели бы предложить наш опыт работы в субарктических регионах.- Знаете, нам сейчас самим газа на внутреннем рынке не хватает. У нас его дефицит:
- Вспоминаю, как несколько месяцев назад я возвращался из Швейцарии. Там было где-то минус десять, шел снег. В Москве тоже был снег, но при этом минус тридцать уже. И я обратил внимание, что в Швейцарии на всех крышах были огромные шапки снега из-за того, что там очень хорошая теплоизоляция. А в Москве крыши были практически чистыми за счет отвода тепла через них. Так что, я думаю, проблему нехватки газа можно было бы решить за счет внедрения энергоэффективных технологий - как на бытовом уровне, так и на уровне целых отраслей.- Считается, что с развитием капитализма в России многие российские, да и западные нефтяные компании стали плохо извлекать нефть. Каков коэффициент извлечения нефти и газа по месторождениям Shell в России? Как он выглядит в сопоставлении со среднероссийским?
- Факторы, которые определяют коэффициент извлечения нефти (КИН), многочисленны и непросты. Нельзя напрямую сравнивать коэффициент извлечения на одном месторождении и на другом. Все зависит от вязкости нефти, от глубины продуктивной части пласта, пористости, проницаемости продуктивных пластов и других факторов. Вот, например, наше месторождение Брент в Северном море сейчас находится в конце периода разработки и там мы достигли невероятно высоких параметров извлечения нефти - порядка 40-50 процентов. При том что месторождение на шельфе. Это объясняется очень эффективными методами моделирования разработки пластов, которые мы использовали. Но нельзя сказать, что, если это сработало в одних условиях, сработает и в других.- Так какой у вас проектный КИН на Сахалине и в Салымском проекте?
- Если брать те запасы, которые поставлены на баланс российским Государственным комитетом по запасам, то получается, что текущий КИН на Салыме должен составить 27 процентов. Но мы абсолютно уверены, что, по мере того как этот проект будет разрабатываться, мы превысим этот показатель. Однако пока мы не можем дать каких-то точных прогнозов. Как показывает практика, экономика проекта позволяет извлекать больше нефти в старых коллекторах.- А по Сахалину?
- На Сахалине все немного по-другому. Там есть и нефть, и газ. И по-моему, и по нефти, и по газу показатели КИН являются нормальными по отрасли.- Как же так, в Европе извлекаете нефть на 40-50 процентов, а в России максимум на 30?
- В Западной Сибири нефть не такая легкая, как в Западной Европе. Она более вязкая. Здесь также достаточно небольшие продуктивные интервалы добычи. Кроме того, многие залежи в Западной Сибири - водоплавающие, то есть под ними находится вода, что также затрудняет добычу. Помимо всего прочего, если будет признана дифференцированная ставка налога на извлечение полезных ископаемых, то такая система стимулирования сможет существенно увеличить КИН наших проектов.- Правильно ли мы поняли, что чем старее месторождение, тем больший коэффициент извлечения может быть по нему?
- Да. Потому что у вас больше данных о месторождении. От неприятных сюрпризов, конечно, никто не застрахован, но, как правило, коэффициент извлечения может быть выше в конце разработки месторождения, чем предполагалось в начале.- Журналисты 'Эксперта' ездили на ваше Салымское месторождение и там сказали, что КИН будет чуть ли не 50 процентов:
- Мы к этому стремимся. Мы надеемся, что при правильном экономическом стимулировании, при достаточных данных по характеристикам коллекторов мы сможем на что-то подобное выйти под конец разработки месторождения.- При какой мировой цене на нефть Shell прекратит заниматься добычей нефти?
- Цена, при которой приостанавливается добыча нефти, должна быть очень низкой.- Какой? Семь долларов, пять?
- Что-то в таком районе. Но на практике до этого, конечно, не доходит.- Это означает, что на высокой конъюнктуре Shell имеет сверхприбыли и, наверное, заинтересована в некоторой диверсификации бизнеса: Куда направляются эти сверхприбыли?
- Налоговый режим в России четко регулирует систему так, чтобы никто не имел сверхприбылей. В других странах идут таким же путем. Мы, конечно, не жалуемся на бедность. У нас были очень хорошие показатели доходности в последние два года. Что мы с этими деньгами делаем? Мы их инвестируем обратно в нефтегазовые проекты. В этом году Shell инвестирует около 20 миллиардов долларов в нефтегазовые проекты во всем мире. Если вы учтете нашу готовность платить высокие дивиденды нашим акционерам, то вы поймете, что средств на масштабную диверсификацию не остается.- Но вы, как геолог, понимаете же, что рано или поздно более или менее рентабельная нефть закончится. Не думаете ли вы о том, чтобы вкладывать в другие энергоресурсы?
- По последним оценкам, нефти хватит на шестьдесят лет, а газа - на сто. Заметьте, эти оценки с 90−х годов корректировались только в сторону увеличения. То есть ресурсная база увеличивается. За счет высоких цен подключаются к разработке такие ресурсы, как нефтяные песчаники и нефтяные сланцы. Но мы видим и другие источники энергии, которые составят существенную часть энергобаланса будущего - это водород, ветроэнергетика, где, кстати, мы также предполагаем использовать опыт шельфового строительства, и солнечные батареи.- А термоядерный синтез?
- Посмотрим. Термоядерный синтез был мечтой, еще когда я был ребенком. В пятидесятых годах прошлого века о нем стали говорить, а управляемой термоядерной реакции нет до сих пор. Если бы было возможно достичь промышленных масштабов использования термоядерной реакции, то это действительно могло бы изменить расклад на рынке. Но мы пока такой возможности не видим.- Атомная энергетика вас не заводит?
- Мы рассматриваем огромные возможности, которые существуют по нашим основным направлениям: ветер, солнце, нефть и газ. Ядерная энергетика к ним не относится.
Комментарии